В XXI веке западные страны столкнулись с дилеммой: с одной стороны, они стремятся сохранить мировое господство, а с другой – им приходится сталкиваться с серьезными проблемами, характерными для эпохи позднего либерализма. В политике, как и в науке, количество энергии всегда ограничено, и если эта энергия будет потрачена впустую в предыдущем периоде, ее окажется недостаточно для следующего. Политические деятели, стремящиеся продвигать реформы, обнаруживают, что условный «уровень энергии» в западных странах (с точки зрения культуры, общества и экономики) является достаточно низким.

Стремясь возродить мировую гегемонию, западные страны не могут игнорировать отсутствие внутреннего благополучия, которого сложно достичь из-за необходимости поддерживать идеи «либеральной империи» на ее поздних стадиях. В этом контексте формирование многополярного мира может быть как новой угрозой, так и возможностью для культурного и политического возрождения на Западе.

Децивилизация и рецивилизация

На заседании Совета министров в мае 2023 года президент Франции Эмманюэль Макрон отметил, что в стране идет «процесс децивилизации». Его речь была ответом на трудно управляемые события, к которым Франция шла уже некоторое время. Французская пресса увидела в этой фразе отголосок книги писателя Рено Камю «Децивилизация», изданной в 2011 году. Согласно Оксфордскому словарю английского языка, этот термин появился в годы революций конца XVIII столетия и с тех пор использовался лишь в узких кругах. Британский писатель, историк и философ Томас Карлайл говорил о «рецивилизации» в 1830-х годах, и возможно спустя 200 лет эти идеи вновь становятся актуальными.

Необходимость в рецивилизации возникает в то время, когда некоторые представители западных консервативных кругов беспокоятся о возрождении Китая как древней цивилизации и государства. Соединенные Штаты Америки фактически добровольно «отдали» значительное количество рабочих мест в обрабатывающей промышленности Китаю, что дало крупнейшей азиатской стране дополнительные преимущества на мировой арене. Сторонники правых теорий после распада Советского Союза начали воспринимать Китай как очередного «неприятеля», против которого можно сосредоточить американские силы. В то же время неудачные попытки администрации Дональда Трампа начать торговую войну с Китаем демонстрируют ошибочность такой политической стратегии.

В течение последнего столетия основной причиной децивилизации на Западе был глобальный конфликт. Если обратиться к началу XX столетия, можно проследить, как он спровоцировал Первую мировую войну, разрушившую старую структуру Европы, вспышку нигилизма в культуре, а затем и Вторую мировую войну. История в очередной раз преподала человечеству урок: попытки решить насущные проблемы путем увеличения количества конфликтов ведут к катастрофе.

Реальность такова, что современную западную культуру невозможно понять, не признавая глубокого влияния Китая на Запад. Аналогично, современная китайская культура не может быть понята, если проигнорировать огромное влияние, которое оказала на нее западная цивилизация, особенно в XX веке. Степень, в которой Китай остается социалистической страной, является открытым вопросом. Нельзя отрицать, что национальная идея и государственные структуры Китая ссылаются на марксизм – доктрину, которая не может быть понята вне фундаментальной христианской культуры. «Китайский марксизм» привил современному общественному строю Поднебесной идеи, которые являются центральными для западной модели мышления и христианской религии.

Влияние Китая на западную культуру было заметно еще до начала эпохи Просвещения. Главным двигателем этого влияния стало обширное расширение мировой торговли в XVI-XVII столетиях. Благодаря контролю над такими портами, как Кантон (современный Гуанчжоу), западная элита получила доступ к потокам китайских предметов роскоши, которые появлялись в салонах и домах обеспеченных людей по всей Европе. Прежде всего, речь идет о китайском шелке, фарфоре и чае. Во время «китайской лихорадки» европейская элита считала владение товарами, поставляемыми из Китая, признаком изысканности и высокого статуса в обществе. Особой популярностью пользовались роскошные фарфоровые изделия, а слово «Китай» в Западной Европе ассоциировалось преимущественно с искусной керамикой.

Король Людовик XIV был одним из правителей, которые поспособствовали формированию моды на азиатские товары. Его дворец в Версале стал своеобразной витриной нового европейского стиля «шинуазри», вдохновленного древними китайскими мотивами. В королевских покоях и салонах были представлены обширные коллекции китайского фарфора, мода на который распространилась среди разных слоев знати по всей Европе, а образ «высокой европейской культуры» во многом опирался на китайскую эстетику и стиль. Это влияние было не «культурным импортом», а скорее диалогом между китайской и западной эстетикой, который дал начало некоторым из самых впечатляющих произведений искусства, декора и архитектуры в истории человечества.

Торговые потоки из Китая в Европу оказали заметное влияние на современное западное мышление в области экономики. Безупречность экзотических товаров, которые проявлялись в европейских странах, породила догадки об экономической модели общества, сумевшего внедрить такие высокие стандарты качества. Современные исследования показали, что этот тип мышления оказал заметное влияние на философов и ученых эпохи Просвещения, таких как французский экономист Франсуа Кене. Влияние экономики Китая на Запад могло быть гораздо большим, чем предполагалось раньше, а развитие некоторых концепций, зародившихся в то время, можно проследить сквозь столетия. К примеру, ученики Кене открыто подтверждали, что Китай был моделью, на которой основывались его экономические теории.

Влияние, которое китайская культура оказала на европейскую эстетику через торговлю, наглядно проявилось в эпоху Просвещения. Однако здесь важно различать прямое влияние Китая или китайских товаров на Запад и влияние, которое могли оказать определенные идеи о Китае (даже не очень точные). Как отметил американский синолог Edmund Leites, влияние Китая на европейскую культуру не следует путать с восприятием европейцами того, что называли «знаниями о Китае или китайской философии».

Большая часть идей, позаимствованных в Китае и повлиявших на зарождающееся Просвещение, связана с религиозными дебатами о природе китайской конфуцианской культуры, которые были привнесены на Запад иезуитами. Дискуссии в основном велись вокруг проблемы «добродетельного атеизма». В Европе признавали, что китайское общество было высокоразвитым и при этом не основывалось на узнаваемой монотеистической религии.

Иезуитские мыслители пытались найти глубинную основу добродетели, исследуя китайскую концепцию «Li» («принцип упорядочивания»). На Западе ее считали «благородным сочетанием природы и морали», которое можно было назвать естественным законом. В этом контексте стоит упомянуть о работах Готфрида Вильгельма Лейбница, который был буквально одержим Китаем. Однако теистическая интерпретация «Ли» вызвала споры в католических кругах, а в 1700 году была названа «ошибочной» парижским Университетом Сорбонна.

Осуждая интерпретации иезуитов, преподаватели французского вуза непреднамеренно встали на сторону растущей волны европейских мыслителей, которых воодушевляла идея, что китайская добродетель может быть атеистической или пантеистической. Вопрос о том, были ли конфуцианцы атеистами или пантеистами, позволил связать древнюю китайскую философию с современным наследием Бенедикта Спинозы, которого в разных интерпретациях называют как пантеистом, так и или атеистом.

Многие критики религии эпохи Просвещения развивали свои идеи, основываясь на атеистических или нетеистических добродетелях, присущих китайской культуре. Консерваторы могли сделать вывод, что проникновение китайской культуры в Европу оказало негативное влияние на Запад, подтверждая аргумент философов о том, что культура развитой цивилизации может быть основана на атеистических принципах.

Скептически настроенные писатели выдвигали аналогичные аргументы против христианства, опираясь на греко-римские источники и утверждая, что классический мир предвосхитил идеалы Просвещения. Христианский ответ этим дебатам заключался в том, чтобы подчеркнуть монотеизм (к примеру, в интерпретации Платона). Именно христианские теологи, которые выступали против возвышения китайской мысли, создали благодатную почву для скептицизма и вольнодумства. Результатом стало разрушение того, что Лейбниц называл «торговлей света», подразумевая философский и культурный обмен между Китаем и Западом.

Учитывая, что Китай вновь стремится обрести статус сверхдержавы на мировой арене, можно обратиться к некоторым аргументам иезуитов-конфуцианцев. Если принять неоспоримость того факта, что китайская культура повлияла на современные концепции западной культуры, можно пересмотреть стратегии рецивилизации Запада.

Влияние западной культуры на современный Китай проявляется в том, что современное китайское государство основано на марксистских идеях, которые развивались в Европе в XIX веке. В 1988 году Wang Huning отмечал, что внутренний смысл современной политической культуры Китая основан на западной демократической культуре, ее идеях верховенства права, народного суверенитета, общественного договора и разделения ветвей власти. Напомним, что Wang является председателем Всекитайского комитета Народного политического консультативного совета Китая, то есть одним из лидеров Коммунистической партии.

Фундаментом для Китая остается марксизм – радикальная политическая доктрина, которая полностью противоречит любой консервативной мысли. Западные консерваторы обычно рассматривают марксизм как крайне разрушительную концепцию, которая интерпретирует институты западной цивилизации как то, чего не должно быть. Wang утверждает, что китайская политическая культура все еще находится в процессе формирования. Социалистический Китай развивался в течение нескольких десятилетий, но поиски собственной идентичности продолжаются до сих пор. Компоненты любой политической культуры постоянно меняются и сублимируются, и этот процесс не может быть быстрым.

Марксизм может снабжать Коммунистическую партию лозунгами, но в нем нет фундаментальной и последовательной нравственной структуры, на которую могло бы опереться общество. Это является одной из причин неоконфуцианского возрождения, поскольку для китайской элиты оно означает развитие, которое замедляется в рамках марксизма. Учитывая, что конфуцианство исторически было принято большинством жителей Китая, неудивительно, что именно к нему вновь обращаются на рубеже тысячелетий.

Если Китай вернется к старой и в то же время обновленной цивилизационной форме, марксизм может перейти в статус «исторического курьеза». Однако несмотря на все недостатки марксизма (в частности, систему ценностей, используемую для управления обществом), в нем заложены некоторые из основных принципов европейской христианской цивилизации. Эти идеи часто искажаются в марксизме до инверсии, но они, тем не менее, существуют. Воплощение марксистских идей в китайском государстве может быть наиболее близким к тому, что Китай сделал для интеграции западных христианских идей (хотя и в искаженной форме) в свою культуру. Таким образом, отходя от определенных марксистских государственных доктрин, можно внедрить более понятные и эффективные механизмы развития цивилизации.

Не существует никаких препятствий для начала диалога между западными и китайскими консерваторами, которые постепенно возвращают страну к ее конфуцианским корням. Если он когда-либо начнется, степень влияния марксистского наследия будет значительно снижена. Человечество сталкивается с «историческим моментом», в котором китайское государство может принять образ мышления, являющийся по своей сути христианским и западным по происхождению. Однако западные и китайские интеллектуалы рассматривают эти идеи исключительно как марксистские, забывая об их христианском происхождении.

Запад и Китай пришли к тому, что марксистский коммунизм, вероятно, не является достижимой социальной целью, поэтому XXI век может быть подходящим историческим периодом для начала дискуссии о том, какие аспекты этого наследия можно было бы спасти. Китай ищет современные интерпретации своей национальной идеи с элементами конфуцианства, которые могли бы стабилизировать общество, и этот поиск может трансформироваться в один из самых конструктивных диалогов между Поднебесной и Западом. В то же время важно помнить, что влияние марксизма в Китае ослабевает, и момент для этого диалога может быть упущен.

По материалам hungarianconservative.com